Из разных миров...
"Тебе волосы надо плойкой подвивать и каблучки надо носить", - говорила она, поджав губы, в те времена, когда я ходила в чёрной мужской рубахе, с хайратником на башке, с пластинкой Гребня подмышкой. "Летом надо закатывать в банки огурцы и помидоры", - раздражительно увещевала, когда я сильно замужняя восемнадцатилетняя деваха сидела на полу в своей кухоньке с друзьями и дегустировала портвейн под Пинк Флойд.
Конфликт отцов и детей щедро сдабривался идеологическим перцем. Обе не совпадали ни в чём, и были непримиримы. Я ненавидела её чопорность, ритуалы, страсть к семейным сборищам. Даже голос её меня раздражал. Даже город, в котором она жила, может, поэтому так долго я не любила Ростов. Ещё я считала её жадной. Она не разрешала играть со своими фарфоровыми статуэтками, наряжаться в её крепдешиновые платья, пить из её чашки с фиалками.
Да, чашки были отдельной темой. Самые красивые лежали в закрытом отделении серванта и не доставались даже во время торжественных застолий. Я про них, конечно, знала. Когда все уходили из квартиры, открывала сервант и рассматривала.
У меня тоже потом появились две красивые чашки - подарок свекрови на бракосочетание. Роскошные, ЛФЗ, с вязью из цветов и золотой каймой. Одна быстро разбилась, а вторую я берегла как зеницу ока: гены пальцем не размажешь, оказывается, я тоже люблю такое вот красивое.
Мне было лет тридцать с лишним, брак по ходу начал давать трещину, я была раздражительна, часто болела, и Мишка болел, а она звонила и пилила, что всё не так, всё не по-людски, у меня после этих разговоров руки тряслись, ужас. В какой-то из таких паршивых дней я случайно разбила свою драгоценную чашку, в этот момент она позвонила, и вместо того, чтоб привычно лаяться, я расплакалась в трубку.
На следующий день она пришла в своём кримпленовом допотопном платье, в перманенте, с этими дурацкими нарисованными бровями, старенькая - точь-в точь Пиковая дама - и вытащила из сумки две китайских фарфоровых чашки. Из того закрытого отделения в серванте.
Таких моментов было несколько, совсем немного, и все они были, блин, такие пронзительные, а потом мы всё равно отдалялись, всё равно. Обе закрытые и упрямые, из разных миров женщины, связанные зачем-то общей кровью.
Лика Казанцева
Фото: автора
