Детство ушло...
Стоянка поезда полторы минуты, спешно выгружались из вагона, и пока целовались с бабушкой, поезд исчезал, как и не было, а мы медленно шли через маленький вокзальчик, переходили дорогу, и через несколько шагов оказывались перед старым забором, открывали калитку, меня сразу окутывал родной запах вечерних трав, фруктовой падалицы, сыреющих досок, жирной чёрной земли, пирогов, тёплого молока, жареной картошки, семечек - запах детства.
Одноэтажный дом имел четыре входа, которые окаймляли палисадники. На каждую семью полагалась крохотная кухня и комната. В этой комнатке нас жило пятеро: прабабушка Анна, тётя Рая с сыном Сашей, бабушка Лида со мной, а ещё приезжали дед Валентин с отцом, а ещё раньше был жив прадед Гриша. Если в комнате все как-то укладывались, то в кухне размещаться было совсем сложно, поэтому часто сидели во дворе за большим столом под виноградом: ели арбузы, пили пиво с воблой, курили, грызли семечки, общались с соседями, играли в лото и нарды, иногда дед или отец выносили гитару или аккордеон.
Вечером над столом зажигалась лампочка, мне нравилось притаиться в темноте и смотреть на этот неяркий свет под виноградными листьями, на тени вокруг, слышать родные голоса.
Двор никогда не пустовал: дети играли, женщины стирали бельё или варили варенье, мужчины чего-то коптили, пилили, чинили, наведываясь в сараи, теснившиеся вдоль кирпичной стены, скрывавшей от нас какие-то железнодорожные угодья. Из сараев таинственно несло мышами и рухлядью. Рядом с сараями был кошмарный туалет с каменными осклизлыми стенами, жуткой вонью и навсегда поразившими моё воображение летающими тараканами.
Купаться ходили в баню, которая впечатляла не меньше тараканов, женские тела казались огромными и страшными, я в ужасе, зажмурившись, сидела в цинковом тазу, пока бабушка тёрла меня мочалкой и окатывала водой. После бани, намотав на голову по два платка, бежали домой пить чай.
Эти домики, в которых мы ютились, давно были назначены под снос, и один таки расселили - мы ходили с бабушкой смотреть на срубленные деревья с созревшими и несобранными вишнями. Под вишнями обнаружились томительно пахнувшие ландыши, а дом стоял уже пустой, окна распахнуты, стёкла выбиты.
Потом на этом месте вырыли котлован, и следующие семь лет мы ходили гулять на "развалины". Котлован зарастал, свалка ширилась, мы гоцали по камням, играли в казаки-разбойники и прятки, натыкались пятками на стёкла и гвозди, как-то пацаны там подстрелили из рогатки голубя, зажарили и съели, как-то я залезла в зелёную жижу котлована по пояс, так хотелось купаться, как мы выжили, ужас.
Шли годы, я подрастала и по-прежнему приезжала в Тихорецк. Чтобы лежать на крыше домика с какой-нибудь "Швамбранией " в руке, губами тянуться и срывать с ветки абрикос, щурясь, смотреть через листву на облака, другой рукой пытаться схватить за крылышко стрекозу, потом с грохотом скатиться с крыши и гонять с дружками на велике, или пробовать проникнуть в таинственную пожарку, или выпросить у взрослых мелочь и пойти в пыльный, заросший тополями и лопухами сквер кататься на старых каруселях, а на остаток купить мороженое или семечек, сидеть на никуда уже не идущем паровозе и лузгать их до изнеможения.
А однажды летом меня встретил на перроне папа, повёл, как обычно, через дорогу, и оказалось, что моего двора и домика нет. Снесли, наконец, построили пятиэтажку.
Зашла в тёмную квартиру на первом этаже, комнат было аж две, и кухня, и ванная, и туалет, и лоджия... Я не знала, куда себя деть.
С огромным трудом выдержала неделю и стала проситься обратно в Ростов. Наплела отцу, что скоро школа, ничего не куплено, надо готовится, и он, слегка раздосадованный, посадил меня на поезд уже одну, под присмотр проводника.
Эти три часа до Ростова я, как обычно, проплакала на верхней полке, всегда плакала, когда уезжала из Тихорецка. Но в этот раз мне было ясно почему - моё детство ушло навсегда.
Лика Казанцева
Источник: vk.com/kazantsevalika
Фото: photosight.ru
