Эма-Хризантема: увидеть Берлин! И не умереть...

Эма-Хризантема: увидеть Берлин! И не умереть...
Незадолго до Нового года в редакцию позвонила 87-летняя ухтинка Людмила Александровна Колесник, трубку подняла главный редактор Оксана Иванова. «Доню, я уже в таком возрасте, что живу одним днем. И не имею права все это унести с собой. Мне купили диктофон, чтобы записать свои воспоминания о войне. Но я не смогла говорить в пустоту, мне нужно видеть глаза человека. Приходите», – с характерным украинским говором сказала женщина. И мы отправились в гости...

Жизнь до войны

Александр Колесник, который в 1926 году работал корректором в киевской типографии, где-то разыскал странное имя Хризантема и заявил семье, что если у жены родится девочка, именно так ее и назовет. Дочь появилась на свет в июне, в свидетельстве о рождении ее записали под цветочным именем. Однако когда девочку тайком от папы, человека партийного, принесли крестить на какуюто квартиру (антирелигиозная пропаганда была в разгаре), батюшка это имя отверг, как не существующее в святцах, и дал другое – Людмила. «Так у меня в паспорте, но все друзья и знакомые звали меня Эма, потому что Хризантема слишком длинно», – уточнила наша собеседеница.

Большое семейство Колесник проживало в двухэтажном доме на Полтавской улице, причем на втором этаже, по словам Людмилы Александровны, жили бывшие хозяева всего дома – Корягины. Эма ходила в 38-ю украинскую школу, училась неплохо, правда, почему-то не любила творчество Маяковского. А в те времена экзамены, начиная с четвертого класса, нужно было сдавать каждый год. «Помню, идет в шестом классе экзамен по русскому и литературе, мне достался билет о Маяковском. Я ответила на все остальные вопросы, а потом говорю, что об этом поэте ничего не знаю и отвечать не буду. Учитель предложил взять другой билет, беру – снова Маяковский! В общем, сдачу мне перенесли на осень», – рассказала эпизод из школьной жизни бывшая пионерка.

Ее старшая сестра Мария была замужем за военным, они с супругом в 1941 году жили в городке Золочеве (станция Злочев), что во Львовской области. Мария была беременна вторым ребенком, поэтому семейный совет в Киеве решил, что Эма должна ехать к сестре, чтобы помочь ей по хозяйству. Западная Украина совсем недавно вошла в состав СССР, поэтому туда можно было попасть только по спецпропускам. Эма, которой только что исполнилось 15 лет, оформила все необходимые документы, на Крещатике получила заветный пропуск и взяла билет на 24 июня 1941 года...

В воскресенье 22 июня она предложила своим подружкам съездить к тете в киевский пригород Боярку, который стала знаменитым благодаря несгибаемому комсомольцу Павке Корчагину – герою романа Николая Островского «Как закалялась сталь». Эма уже собирала вещи, когда пришел с ночной смены брат Володя, работавший токарем на заводе «Укркабель». Он сказал сестре: «Никуда ехать не надо: сегодня какие-то самолеты нарушили нашу границу, подозревают немцев». Девушка поделилась новостью с подругой Таней, брат которой учился в артиллерийском училище. Курсант успокоил: «Не слушай ты своего Володьку! Сталин заключил с Гитлером договор о ненападении, какие там немецкие самолеты? » И школьницы отправились на вокзал.

Отступление

Бомбежка началась, когда они уже были в пути. «Немцы громили Бориспольский аэродром. Поезд остановился, всем пассажирам приказали выйти и лечь на землю. Мы так и сделали. Полежали немного, а когда самолеты улетели, снова сели в вагон и доехали все таки до Боярки», – вспоминает Людмила Александровна. Ее тетя жила неподалеку от станции. Только гости открыли дверь, как улышали голос хозяйки: «Тише, девочки, сейчас по радио будет важное правительственное сообщение!» Это была знаменитая речь Молотова о начале Великой Отечественной войны...

Тетя Оля наскоро покормила девушек и посоветовала немедленно возвращаться в Киев.

На станционной платформе толпился народ, а по «железке» на запад один за одним шли воинские эшелоны с красноармейцами. «Они были такие молоденькие! Женщины, глядя на них, повторяли: «Вот оно, первое пушечное мясо». И когда я это услышала, как закричу: «Гитлер, да ты меня одну порежь на мелкие кусочки, только их не убивай!» Это была истерика 15-летнего ребенка», – не может сдержать слез пенсионерка. Первое, что она увидела, когда вошла в свой маленький дворик – массовые земляные работы. Люди, в том числе брат Володя, рыли бомбоубежище. Оно в дальнейшем сыграло свою роль, но иногда во время бомбежек обитатели двора прятались в более надежном укрытии – подвале многоэтажного дома, который находился на соседней Дмитровской улице. Как говорит наша героиня, фашистские самолеты, пикируя, не только бомбили, но и расстреливали гражданское население из пулеметов.

В тот же день пришла повестка брату Володе. Он ушел в военкомат, вернулся на следующий день – в форме, на белом коне. Эма на всю жизнь запомнила щемящую душу картину: Володя верхом поднимается по склону на улицу Артема и исчезает за горизонтом... Через несколько дней к семье присоединилась успевшая эвакуироваться из Западной Украины сестра Маруся: в одном халатике, с паспортом в кармане и... все. Эмин племянник появился на свет не в самое лучшее время – 20 июля 1941 года.

Бои под Киевом шли страшные, город горел, особенно центр. В ночь на 19 сентября Красная Армия стала отступать по Кадетскому (позже Воздухофлотскому) шоссе к Днепру. Солдаты все такие измученные, много раненых... Вдоль дороги был пустырь, на котором стоял дядька и продавал керосин. К нему подошел молоденький командир и сказал продавцу: «Ты зачем требуешь деньги у людей? Граждане, берите керосин бесплатно: получен приказ – мы уходим, но только до Днепра! Помните слова Лермонтова из «Бородино»: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спаленная пожаром, французу отдана...» Забирайте все, жгите, чтобы врагу не досталось, чтобы немец пришел в разоренный город!» Дядька тот керосин и раздал. В памяти Людмилы Александровны сохранились даже мельчайшие бытовые подробности тех тяжелых дней.

Под пятой оккупантов

Как она уверяет, целых два дня в Киеве было безвластие: наши ушли, а немцы еще не пришли. И в это время в городе царила анархия: люди грабили магазины, заводы, фабрики... Людмила Александровна признается, что у нее тогда тоже мелькнула предательская мыслишка поживиться. «Но мама, хоть мы жили бедно, строго сказала: «Эма, если ты, не дай Бог, принесешь домой что-нибудь чужое, я тебя прокляну! Ничего не трогай, это все государственное ». Я, конечно, послушалась», – сказала ветеран.

Она помнит первых фашистов, которых увидела собственными глазами. Это были мотоциклисты: те доехали до Еврейского рынка, где наткнулись на двух милиционеров с гранатами. «То ли они не успели их бросить, то ли гранаты не разорвались. И немцы обоих застрелили», – вздохнула бывшая киевлянка. Ей пришлось наблюдать печальную картину возвращения в столицу Украины только что покинувших ее красноармейцев, но уже в качестве военнопленных, под конвоем гитлеровских автоматчиков. Киевляне пытались хоть чем-то облегчить их участь, бросали в колонну хлеб и другие продукты. Однако немцы били пленных по рукам прикладами, так что пришлось эти попытки прекратить.

«Наших солдатиков разместили на бывшей спортивной площадке военного городка, которая была огорожена колючей проволокой. Загоняли их туда партиями, перед воротами останавливали. Немецкий офицер через переводчика спрашивал: «Коммунисты и командиры есть?» Среди пленных находились те, кто указывал пальцем на таких людей, их отводили в сторону. Да и некоторые киевляне сразу после прихода немцев понадевали белые повязки – стали полицаями... Потом фашист спросил, кто хочет служить в армии фюрера, обещал каждому новобранцу землю на оккупированной территории и другие блага. Из строя вышли человек пять, их тоже отвели в сторону, а остальных загнали за колючую проволоку», – утверждает свидетельница оккупации Киева.

А еще она рассказала, что поначалу режим содержания наших военнопленных был довольно либеральным. Так, например, любая женщина могла сказать, что вот этот узник – ее сын, брат или муж, и зачастую немцы отпускали этого человека, даже не требуя никаких документов. Обычно помилованные уходили в партизаны. Однако довольно скоро эту привилегию отменили: по мнению Людмилы Александровны, по вине тех же киевлян-полицаев, которые раскрыли немцам глаза.

А еще она запомнила объявление, висевшее на Еврейском рынке. Оно гласило (как запомнилось): «Всем жидам явиться на товарную станцию между Русским и Литовским кладбищами. При себе иметь документы, деньги и другие ценности».

Бабий Яр

Колесник жили в одной коммунальной квартире с еврейской семьей Трояновских: тетей Полей, ее сыном Абрашей (немного моложе Эмы), совсем маленькой дочерью Цилей и племянницей Шлимой – студенткой одного из киевских вузов. Они держали домработницу Аню.

Когда полицаи стали развешивать по городу объявления, подобные описанному выше, к Трояновским зашел родственник. Эма слышала их разговор. «Дядя сказал, что был у коменданта города, тот, мол, сказал, что евреев будут отправлять в Палестину. Шлима не поверила: «Дядя, что ты говоришь, какая Палестина, нас просто уничтожат!» Но не смогла убедить его. Я передала все это маме, она вздохнула и сказала: «Эх, доченька, снова к евреям пришла большая беда, раньше были погромы, а сейчас... » Но больше всего меня поразило то, что евреи послушно, как загипнотизированные, шли на ту товарную станцию, везли тележки с добром, сверху сидели маленькие детишки», – удивляется Людмила Александровна.

Трояновские тоже оказались среди прочих. Кроме маленькой Цили, которая заболела скарлатиной и лежала в больнице. Перед своим последним исходом тетя Поля просила домработницу Аню забрать дочь после выписки, а потом, когда они устроятся на новом месте, найдут способ воссоединиться. Аня через некоторое время зашла в больницу, но одна санитарка сказала ей, что Цилю забрали немцы.

Достоверно о судьбе девочки ничего неизвестно, однако наша собеседница считает, что она незавидна, а трое старших Трояновских, скорее всего, попали в страшный Бабий Яр...
Много лет спустя, уже в Ухте, Людмила Александровна работала посудомойщицей в столовой при школе №1, когда та еще находилась на месте главного корпуса УГТУ. Там она познакомилась с преподавателем немецкого языка Фаиной Самойловной – фамилию, к сожалению, память не сохранила. Как-то в разговоре выяснилось, что учительница не только тоже родом из Киева, но и чудом выжила в Бабьем Яру! «Она рассказала мне свою жуткую историю. Евреев, в том числе Фаину, выстроили над глубоким оврагом, а напротив поставили шеренгу пленных красноармейцев с оружием и заставили расстреливать приговоренных. Трупы падали в овраг, дети ползали по ним, лизали кровь... Я не могу, подождите минутку...» – попросила женщина, заливаясь слезами. Но потом, отказавшись прервать беседу, продолжала.

«Затем немцы расстреляли тех пленных. Я спросила Фаину Самойловну, как же она сама выжила? Ответила, что была ранена, ночью выползла из оврага и с трудом добралась до партизан. Дети, я сама этого не видела, но Фаине Самойловне полностью доверяю! » – воскликнула Людмила Александровна. Она признается, что когда была в Киеве после войны, всегда посещала Лукьяновское кладбище, где похоронены почти все ее родственники, а потом обязательно приносила цветы к мемориалу жертв Бабьего Яра...

Под знаком Ost

Многие киевские магазины были разграблены, в городе в массовом порядке начали открываться торговые ларьки и палатки, где продавали всякую всячину: ухтинка припомнила размельченный на терке чай, муку и крупу в стаканах, пирожки с различной начинкой. Чтобы выжить в условиях оккупации, пришлось заняться торговлей и семье Колесник. На рынке покупали табак и пустые гильзы для папирос, а также приспособление для их набивки. Табак заталкивала сестра, а Эма продавала готовые изделия на Еврейском рынке по рублю за штуку.

Весной 1942 года нашей героине не повезло: ее схватили и наряду с другими жертвами посадили в эшелон, стоявший под парами на вокзале.

«Нас везли в товарных вагонах с открытой дверью. На станциях можно было выйти и посидеть немного на земле, а перед нами выстраивалась шеренга автоматчиков. Я не хотела ехать в Германию: мучила совесть, ведь два брата воюют с немцами, а я должна буду на них работать! Когда поезд снова был в пути, но стал притормаживать, я решила бежать. Вытянула ногу, чтобы спрыгнуть, и вдруг ощутила дикую боль, кровь полилась ручьем. Оказывается, я ударилась о кучу камней, которую, видимо, сложили у рельсов для ремонта моста. И когда нас привезли в город Гентин, нога опухла, я уже сильно хромала. Меня положили в госпиталь. А после выписки меня отправили к хозяину», – вспоминает Людмила Александровна.

Ее обязанностью было подавать на стол еду для таких же насильно угнанных работников – мужчин, которые, видимо, занимались более тяжким трудом. Во дворе усадьбы Эма заметила большие картофельные кучи, а позже узнала, что хозяин делает крупу из крахмала – саго. Затем ее перевели на полевые работы – пропалывать тяпкой клубнику, что для коренной горожанки было в диковинку, поэтому получалось не очень. В конце концов хозяин отказался от такой непродуктивной работницы и отвез ее на фабрику.

Фабрика выпускала стиральный порошок, как много позже узнала Людмила Александровна, производство принадлежало фирме «Хенкель».

Сначала Эма работала упаковщицей, потом ее перевели, как она говорит, «машинисткой», то есть оператором фасовочной машины. На предприятии работали люди разных национальностей, в том числе из западноевропейских стран. Но между «восточниками » и «западниками» была существенная разница: первые носили на одежде нашивку с надписью Ost («Восток»), а вторые никакой надписи не имели.

Начинался рабочий день с отметки о прибытии у полицейского.

Затем звонок возвещал о том, что пора идти к конвейеру, он же информировал об обеденном перерыве и завершении трудового дня.

В цехе на стене висела черная грифельная доска, на котором ежедневно мастер отмечал мелом производственные показателя каждого рабочего. В день получки в застекленный кабинет приносили деревянный ящик, разделенный на ячейки. «Я должна была найти раздел «Ост» и взять из ячейки конверт со своей фамилией, где были марки и пфенниги», – рассказывает ухтинка.

Зарплата была невелика, потому что на те марки можно было купить только брюкву или еще какие-нибудь недорогие овощи. Покупки совершались в магазинах – в город отпускали свободно. Правда, как уточнила ухтинка, если ты будешь в одежде с нашивкой «Ост», тебе ничего не продадут, поэтому приходилось переодеваться. Но, вообще, режим содержания был не очень строгим: барак, где ночевали работницы, никто не охранял.

Как указано в одном из сохранившихся документов, «Емма Александровна Колесник – восточная рабочая, работала на фирме «Хенкель Гентин Гмбх» с 1 июля 1942 по 7 марта 1945 года, была застрахована в больничной кассе фирмы».

В марте ее вновь отдали хозяину – уже другому. «Долго не могла понять: дров и угля нет, а в доме тепло, и пища горячая каждый день: так я познакомилась с газом. А еще видела какую-то деревянную кадушку, в какой у нас хозяйки замешивают тесто, сверху – крестовина, а во внутрь женщины почему-то бросают белье... Через много лет я узнала, что это была стиральная машина», – поведала Людмила Александровна.

Освобождение

Она работала в поле, не раз слышала отдаленную канонаду. В один прекрасный день восточные рабочие проснулись и заметили, что никого из хозяев в усадьбе нет. А через некоторое время в деревню вошли наши войска. «Мы так кричали, тут же полезли обниматься с солдатами, в общем, ту нашу радость словами не описать!» – лицо женщины как будто просветлело. На телеге она и еще несколько уроженцев Украины отправились на Восток. Вскоре их остановил советский патруль.
Людмила Колесник прошла курс молодого бойца, приняла присягу, стала военной регулировщицей и получила назначение в Берлин. Правда, война к тому времени уже закончилась. А в родной Киев она вернулась через год – весной 1946-го.

***«Мама так и не дождалась меня с рынка. Знакомые женщины сказали: «Эму забрали немцы».

***«Немецкий солдат отобрал у меня бутыль с молоком, но потом приехал офицер, отругал его и заставил вернуть».

ЕСЛИ ВЫ НЕ ЗНАЛИ...
Бабий Яр (укр. Бабин Яр) – урочище в северо-западной части Киева, между районами Лукьяновка и Сырец. Бабий Яр получил всемирную известность как место массовых расстрелов гражданского населения, главным образом евреев, цыган, киевских караимов, а также советских военнопленных, осуществлявшихся немецкими оккупационными войсками и украинскими коллаборационистами в 1941 году. Всего было расстреляно свыше ста тысяч человек.
org.wikipedia.ru


Олег Евлампиев evlampiev@nepsite.ru
Фото из архива Людмилы Александровны Колесник


Комментарии (0)

ava01
Проверочный код
Публикуя комментарий, вы соглашаетесь с правилами